Если ты расскажешь мне о весне, что я тогда буду делать? Если ты покажешь мне весну, как я тогда буду жить?
Что останется мне, чье окно выходит на серые панели соседнего дома и запылившееся небо? Если ты пальцами вдавишь в мои внутренности семена и я прорасту бурной зеленью насквозь - из душной клетки ребер, прорывая пористую ткань легких, пробиваясь через натянутую кожу, - она будет стремиться к солнцу, пуская корни в теплой живой темноте под биение сердца. И что будет с нежными ростками - терпеливо-нежными, хрупко-упругими, прекрасно-безжалостными, - когда они захлебнутся фальшивым спертым воздухом: из выхлопных газов, дымов фабрик, горящих помоек, чужих плевков и 21% кислорода. Что будет с ними под запертым между серыми однообразными домами небом? Какими они вырастут, наблюдая чахлые потоптанные и загаженные клумбочки, окольцованные автомобильной шиной?
Не показывай мне весну.
Не тяни пальцами веки, вкладывая в зрачки первые подснежники, майские грозы, нежно-зеленую поросль, пронзительно чистое небо - до рези в глазах, когда теряешься в бесконечной синеве и падаешь вверх, страшась бесконечности этого бездонного воздушного моря. Не вдыхай в меня первый освежающий ветер, несущий еле слышные запахи первых цветов, омытый весенними грозами, уже сбросивший морозную колкость, но все еще прохладный. Не ласкай слух звонкой капелью, журчанием отовсюду бегущих ручьев, раскатами первого грома, шумом весенних ливней, пением вернувшихся птиц.
Я должна задохнуться в смоге отряхнувшего грязные хлопья почерневшего снега города, изломаться на острых железобетонных углах, разбить кулаки, стучась в пыльное потускневшее запертое небо, ловить потрескавшимися губами капли кислотного дождя, целовать грязный асфальт и поливать водопроводной водой жухлые мамины растения на пыльном подоконнике.
Я должна. В этом городе - или в любом другом, - мне жить еще много лет.
Не показывай мне весну.